Молодежная линия

№ 30 19 июля 2001 г.

РЫЖИЙ, Я ПРОИГРАЛА

Рыжий, ты меня слышишь? Я сдаюсь, я проиграла... Ты помнишь наше село, нашу школу, нашу улицу?.. Помнишь, ты заканчивал школу, тебе - уже 17, а мне - всего 14. Ты не замечал меня <в упор>, проходил, как мимо стенки. А на заборе твоего дома кто-то выводил вечную формулу: ТОЛЯ + ЛЮСЯ = ЛЮБОВЬ. В своих карманах ты обнаруживал <страстные> записки типа: <Что же ты меня совсем не замечаешь?> Как же ты злился на эту анонимщицу! А уж как тебя донимали друзья-приятели!

Вот теперь я могу признаться: это я писала записки, чертила формулу любви - все я. А что было мне делать, если ты на меня ну ни-ка-ко-го внимания не обращал? Однажды я даже придумала себе <болезнь ноги>, когда мы случайно вместе шли из школы домой. Поскольку мы жили на одной улице, тебе пришлось оказать мне первую помощь. Помнишь, луна была совершенно пьяною, а звезды переливались и подмигивали. И ты дрогнул, рыжий: ты меня поцеловал! А я ничего не поняла, до сих пор помню только оглушительный стук твоих часов у моего уха. А может, это сердце - твое, мое?

А однажды ты меня пригласил в клубе на танец. Почему-то погас свет, мы кружились... Я танцевала с тобой, бывает ли большее счастье?! Правда, потом, говорят, ты друзьям объяснил, что в темноте и не приметил, с кем танцевал... Врешь ты все, рыжий.

После школы ты уехал учиться в институт, а я каждое воскресенье, когда ты приезжал к матери подкормиться, выглядывала из окошка, а потом весь день бегала мимо ваших окон - в магазин, в библиотеку, к подруге.

Был еще один праздник: ты пригласил меня покататься на мотоцикле. А кого тебе было приглашать, если мотоцикл был куплен только вчера и желающих просто не было? Кроме меня, разумеется. И как только мы вылетели за околицу, мотоцикл заглох, и мне пришлось бежать за помощью, да еще объяснить, почему я там оказалась. А вечером из клуба ты провожал Гальку. Уж она-то хвасталась, какой ты <ласковый, огневой, а наха-а-альный!> Я же в тот миг хотела одного: упасть у твоих ног и умереть.

Годы шли, пришла пора мне уезжать. Думала, навсегда. Нет, через год соскучилась, вернулась. Мне было 19 лет. И как все в этом возрасте я была хороша, ей-богу. Я не спеша прогуливалась мимо твоего крыльца, а ты шел такой важный, сосредоточенный... И вдруг - я. Такая вся из себя. Посмотрел бы ты на себя в этот момент: глаза выкатил, челюсть отвисла, по лицу побежали какие-то пятна. Ты робко так промяукал: <Привет!> Я лишь кивнула снисходительно. Силу свою почуяла. То был мой час!

Помнишь, мы бродили до утра? И ты мне признавался, признавался... Оказывается, только меня и ждал. Ты носил меня на руках, рвал в темноте все цветы подряд, пел песни про любовь...

После института тебя загнали в какую-то тмутаракань, а я <образовывалась> дальше. Ты присылал длиннющие письма, умолял меня приехать, хоть глянуть, где и как живешь.

Я гордилась своей победой над тобой. И думала, что все еще впереди. Меня окружали поклонники: трепетные признания, записки, цветы. Я думала: вот еще годик погуляю, потом напишу, приеду. Куда ты, рыжий, от меня теперь денешься?

А ты обиделся. Ну написал бы еще, приехал бы... Уговорил бы. Уж не такая я и упрямая. Нет, ты поступил хуже: ты женился на Гальке. Такого удара я не ожидала.

Из-за твоей измены я до сих пор не могу нигде найти свою <половину>. Видно, второго такого рыжего нет на всем белом свете...

Знаешь, чего мне хочется больше всего? Поехать, наконец, в твою тмутаракань и написать на твоем заборе крупно-крупно: ТОЛЯ+ЛЮСЯ = ЛЮБОВЬ.

Потому что это правда, рыжий, сущая правда.

Людмила,

Костромская обл.