Молодежная линия

№30 18 июля 2002

Владимир Корнилов: "Водоворотная пасть"

От автора

Эта главка не вошла в роман "Идеалист", была написана, когда

рукопись романа находилась уже в типографии.

На мой взгляд, она имеет самостоятельное значение, как рассказ,

а тем читателям, кто роман прочитал, что-то добавит к главным

образам романа.

ВОДОВОРОТНАЯ ПАСТЬ

До ясной ясности вспомнил Алексей Иванович одно из не первых в

своей жизни мгновений, когда какие-то минуты, секунды отделяли

его от смерти. На фронте, и потом, на госпитальной койке, такие

мгновения опаляли и уходили, не оставляя сколько-нибудь

болезненного следа в душе, уже привыкшей к опасностям войны.

Но этот случай вспоминал он с холодом в сердце, может быть,

потому, что случилось это много позже войны, в мирной, радостно

ощущаемой им жизни.

В то время жили они с Зойкой романтическими устремлениями к

познанию еще непознанного, радостями передвижения по неизведанным

дорогам, когда ночуешь на Кавказе, обедаешь в Крыму, ужинаешь.

где-то в степях Украины.

Тогда только-только выделили ему через собес удобный "Москвичок",

с управлением, переделанным для рук, и тут же явившаяся

возможность преодоления тысячекилометровых пространств в первый же

летний отпуск двинула в неизведанные дали.

В один из дней жаркого сухого июля, после утомительной пыльной

степной дороги, где-то за Каховкой и Херсоном, и дальше, за устьем

Днепра, в самой южной точке у неизвестного им Скадовска, оказались

они на безлюдном берегу открытого их взору Черного моря. Радость

наконец-то достигнутого края была столь велика, что не показалась

им странной пустота остро вдающегося в простор моря мыса, где

остановились они в иссушающей духоте полдня!..

Слева, где далеко тянулся пологий песочный берег, полоса

прибрежной мелкой воды сплошь была забита орущей, визжащей в

азарте купания ребятней. Столь же многолюдно было и справа, по

изгибу каменистого берега, где стояли машины, где купался,

загорал приезжий, отдыхающий в этих благодатных местах, люд.

Здесь же, на вдающемся в море мысу было совершенно безлюдно, и

это укрытое от глаз местечко они приняли как дар за долгий

утомительный путь.

Алексей Иванович подогнал машину почти к самой воде, к краю

уютной лагуны, охваченной нагромождениями полуразрушенных скал,

и Зойка, его не дожидаясь, стащив с потного тела запыленное

платье, с всегдашней своей решительностью бросилась, вздымая

брызги, в прохладу зеркально неподвижной, черной здесь от

отражения скал воды.

Лагуна оказалась неглубокой: упавшие со скал валуны выставляли

свои каменные затылки почти на самой ее середине, и Алексей

Иванович, обычно встревоживаясь бездумной отвагой Зойки,

успокоился, видимо, безопасностью лагуны. Постелив под себя

брезент, поглядывая на возбужденно барахтающуюся в воде жену,

он неторопливо раздевался, отстегивал протезы, давал остыть

жаркому телу, прежде чем занырнуть в ласкающую упругость воды.

Пока он раздевался, Зойка уже выбрела на песок, отжимая волосы,

блестя мокрым загорелым телом, тут же заторопилась к привычной

заботе: стала собирать на берегу выкинутые морем деревяшки,

ломать в кустарниках сухие ветки, чтобы разжечь костер и

приготовить чай.

Алексей Иванович на руках влез в воду, прикидывая, что в малом

замкнутом пространстве, всего в какую-то полсотню метров, в

радость себе не наплаваешься. Близкий шум открытого моря слышался

в разрыве каменных нагромождений, образующем как бы ворота.

Там медлительно, с гулом прокатывались горбы волн, и острое

желание водного простора всегда, с юности, живущее в нем,

уже настроило его выплыть туда, в простор моря. Моря он не

боялся: ни утреннего, спокойного, когда, с берега глядя, хочется

огладить его ладошкой, ни полуденного, когда, раскаченное ветром,

оно темнеет, с гулом накатывает валы на шелестящий прибрежный

галечник. После войны, когда открылись на ногах раны, пришлось

ему почти годы жить на побережье Крыма, у хмуро таинственных скал

Карадага. Он уплывал на километры в море, и там, среди волн и

неба, блаженствовал, щурясь и разглядывая издали каменных королей,

стоящих на отвесных Карадагских утесах. Были это счастливые