Молодежная линия

№21 16 мая 2002

Герман Котов (п. Вохма)

МОНАШКА

Отгремели победные военные салюты. Казалось, все беды страшной

войны остались позади, и, наконец-то начнется светлая, хорошая

жизнь. Светлая жизнь у вохмичей в первую очередь связывалась с

едой. Поесть бы досыта хлеба, лучше с маслом. Чаю с сахаром

иногда попить. Не цейлонского, нет, о таком мы не слыхали. С

нашей доморощенной морковной заваркой. Валенки бы на зиму

справить. Как нам хотелось таких перемен!

В 1946 году в стране был неурожай. Темнели лица людей. На

огородах много раз перебирали землю руками. Найденным овощам

радовались, считали знамением и тут же сносили в подполья. В

полях взрослые и дети собирали колоски, их клали в общий мешок и

безвозвратно носили в колхозный амбар. Пайки хлеба были урезаны.

Дети военных лет не сидели, как нынешние, по домам. Холодно в них

было, темно, неуютно. Убегали мы на улицу и в морозные дни.

Побегаешь, разогреешься, голод в игре притупляется.

Как-то в декабрьский морозный день играли мы около школы в

сыщиков-разбойников. Солнце, поднявшись на две четверти от

горизонта, как ни пыталось, не могло подняться выше, согреть

своими лучами занесенную снегом северную сторонушку. Дым

протопленных печей от холода не мог подняться ввысь и плавал

где-то под крышами.

Несподручно играть в мороз в эту игру. Спрятаться негде. В

снежные сугробы, несмотря на строгие домашние наказы, все-таки

лезли. Не раз бывали биты матерями за порванную обутку,

отлетевшую заплату, но житейские невзгоды не останавливали нас.

Морозы в те времена были приличными. Следи, парень, за своими

ушами, оттирай их вовремя снегом. Им и так доставалось, ушам

нашим. Мало что поморозишь, за них же, еще больных от поморозки,

отдерут взрослые при случае.

Был я в группе "отпетых" разбойников. Сотоварищей моих почти всех

переловили, окружили надежным караулом. Оставалось мне только

утикать подальше от "боевых действий". Рот от бега раскрыт, уши на

шапчонке развязались, по щекам хлещут. У кладбища торможу. Дорогу

перегородила кучка людей. Сани стоят у обочины. Что-то случилось.

Осередь дороги лежала старуха. Черный латаный плат лежал рядом с

ней на снегу. Рукавиц не было. Видно, руки она раньше прятала в

складки одежды. Лежала на боку, опираясь голыми руками о снег.

На серое лицо падали желто-седые волосы, в потухших глазах

страдание. На лице резко выделялся черный полуоткрытый рот,

черные губы. Она что-то редко и тихо говорила рядом стоявшим

женщинам. Я узнал ее сразу. Она часто заходила погреться к нам,

попить кипятку с морковной заваркой. Иногда бабушка ее чем-то

кормила. Меня поражали ее руки: мосластые, крупные, они, видимо,

знали много работы. Особенно удивляли пальцы: на левой руке они

сильно искривились влево, на правой -- вправо. Бабушка говорила,

что монашка из Кажировского монастыря. Монастырь власти закрыли,

монашек лишили крова, работы. Вот они и ходят, побираются.

-- Бабушка, а пальцы почему кривые? Страшно даже. Ее Бог

наказал?

-- Нет, внучек. Она большая мастерица. Вяжет вологодские кружева

-- очень легкие и красивые. Ее кружева купцы в коробах далеко

увозили. Платили за это монастырю деньгами.

-- Но пальцы почему кривые?

-- Она работала не только лучше, но и быстрее всех. Это первая

мастерица на Вологодчине по плетению кружев. А пальцы от

непосильной работы такие.

Пока все это вспомнилось, из разговора женщин понял, что монашка

умирает от голода. Речь идет о том, что ее нужно срочно покормить

и отнести в дом, в тепло. В это время монашке кто-то подал корку

хлеба. Она вяло посмотрела на него, отвернулась. Хлеб положили ей

в руку. Старуха лежала. Взгляд ее упал на меня, немного оживился.

Сжав корку, она поманила меня пальцем. Когда подошел ближе,

старушка протянула мне хлеб. Я замотал головой. Собрав силы, она

выдохнула:

-- Съешь, внучек. Мне уже ничего не поможет.

Хлеб выпал из ее руки на дорогу. Ее хотели увезти на дровнях в

ближайший дом. Отказалась. Через несколько минут по телу прошли

судороги. Старуха упокоилась.

Монашку положили на сани, закрыли глаза, руки скрестили на груди.

В них положили корку хлеба