Молодежная линия

№32 9 августа 2007

Ленинградский Гиляровский

Эдуард Кочергин. "Ангелова Кукла"

"Вы, может быть, помните сороковые послевоенные годы. Помните барахолки в городах и городишках, лавину "обрубков", "тачек", "костылей" и прочего искалеченного войной люда в шалманах и на улицах. Помните, конечно, голодные 1946, 1947 и 1949 годы и разного вида нищих, малых и старых, кочующих по стране. <:> В то победоносное, маршевое время этих людишек никто не замечал и не думал о них, разве что Господь Бог и легавые власти, что и понятно: они, грешные, всегда были виноваты. Но, невзирая на это, человечки жили своей непродуманной жизнью, по-своему кормились, ругались, любились, развлекались:"

Этой цитатой можно безукоризненно точно определить, о чем повествует книга "Ангелова Кукла" Эдуарда Кочергина. Манеру же авторского изложения как нельзя лучше выражает подзаголовок: "Рассказы рисовального человека".

Для тех, кто не в курсе, поясняем: Кочергин - один из известнейших российских театральных художников, много лет проработавший в знаменитом БДТ. Но, вопреки ожиданиям, его "Кукла" разительно отличается от уймы мемуаров разного рода театральщиков, по обыкновению втискивающих в основу своих воспоминаний пронафталиненные байки, сплетни, легенды.

"Кукла" вообще не об этом.

Посудомойка Машка Коровья Нога, кастелян Томас Карлович Японамать, щипач Мечта Прокурора, "приставленный к жизни грех человеческий" Гоша Ноги Колесом, юродивый Ваня-жид, речные "дешевки" Лидка Петроградская и Шурка Вечная Каурка, малолетние "промокашки" Аришка Порченая и Пашка Ничейная, уркаганы, калеки, проститутки - выбракованные детали "Великой Совдепии". Материал, "негодный к употреблению" в стройке развитого социализма.

Корчагин перебирает их - тех, кого так тщательно стремились не замечать партийные агитаторы. И не то чтобы он пытается навязать какую-то мораль, прийти к общему выводу, построить пафосную формулу или еще что-то в этом роде. Ничуть. Просто художник приглашает читателя в путешествие по живым пока еще страницам памяти. Это просто "рассказы рисовального человека".

И в строгом смысле "Куклу" нельзя назвать Литературой. Эстеты вряд ли найдут на ее страницах какие-то выдающиеся художественные откровения. Корчагин, похоже, к этому и не стремится, он переносит на бумагу свое (пусть может и достаточно тенденциозное - но, несомненно, имеющее право на существование) видение эпохи. Той самой эпохи, когда всего за несколько лет, за жизнь одного поколения советских граждан, без следа сгинула многовековая культурная традиция, оставив на недолгую память ее носителей - "бывших" ненужных людей.

И все это без строгой системы, линейности или последовательности. В общем, так, как это и должно быть в жизни. Автор не замутняет воображение читателя "народностью", "фольклоризмом", тоской по "Руси уходящей". Даже описывая свои хождения по деревням Русского Севера, он обходится без этой, по выражению Егора Летова, "расфуфыренной лесковской сусальщины". Так что любые аналогии с "Очарованным странником" здесь неуместны.

Это, наверное, больше похоже на "Москву и москвичей" Гиляровского. Только действие происходит в другое время и в другом месте. В остальном же - разительная схожесть. И в первую очередь, в поистине художественной внимательности к душам своих непридуманных героев.