Молодежная линия
| №7 16 февраля 2006 |
Владимир Рахматов НА СВЕР ХОЧУ, НА СЕВЕР: На север хочу, на север, Где солнце морозом пахнет, Где ветер снежинки сеет, Как добрый усталый пахарь, Где только над снами краткими Проносится запах лугов, И звезды лежат закладками В белых страницах снегов. А после дороги пройденной, К концу нелегкого дня, С героями Джека Лондона Хочу посидеть у огня. На север хочу, на север: Аж губы шептать устали. У меня, наверно, не сердце, А снегирь, отставший от стаи. КАРТИНА Я не художник, но это неважно. Написать полотно я даю обет. Сделаю кисть из черемухи влажной, голубой горизонт натяну на мольберт. Не беда, что в картине грусть, как ливень, полощется. Не светить же над горем семицветною радугой. Загрунтую дождями голубое полотнище, чтобы не было в нем ни крупинки радости. Я к мольберту шагну, постою задумчиво и над кромкой далеких печальных лесов, над ветрами холодными, над лохматыми тучами напишу вместо солнца твое лицо. БРУСНИКА Я без отдыха шел по тайге, И, как будто в иглу, Я вдевал провода телефонные - Нитку за ниткой. Затянуло меня, как в воронку, В зеленую глубь, Где нарядно и ярко Траву прожигала брусника. А кругом ни души, Только солнце на соснах верхом, Да над потным лицом Занавеска таежного гнуса: Я тайгу проклинал, А она притворялась глухой, А она продолжала Тянуться, тянуться, тянуться. Я шагал по тайге И, когда выбивался из сил, Отдавая себя Неотвязной мошке на терзанье, - К пересохшим губам Я брусники щепоть подносил, Как во время присяги - Малиновый краешек знамени. ЗОЛУШКА И опять мы с тобою, как ветром, подхвачены вальсом, или даже не вальсом, а чем-то особым, другим: Я люблю тебя. Очень. И все-таки ты не сбывайся - пусть двенадцать пробьет, и, как Золушка, ты убеги. Чтоб закончилась сказкой обычная эта пирушка, чтобы каждой весною, об этой вот ночи грустя, я отчетливо слышал, как звезды, как будто ракушки, за тобой, убегающей, в мартовских лужах хрустят. Чтоб бродить до рассвета, взаимно влюбленных пугая, и стихи бормотать, и искать тебя в каждом окне: Чтоб случайная льдинка, сверкнувшая вдруг под ногами, хоть мгновенье казалась серебряной туфелькой мне. * * * В.С. Опять свободны журавли от мест насиженных, Что стоит им махнуть крылом на солнце стылое, На этот хмурый край, на эти травы рыжие: А мы бескрылые с тобой, а мы бескрылые. Опять свободны облака в обнимку с ветрами - Грозой последней громыхнут, как цепью якорной, И облюбуют где-то землю поприветливей, А нас оставят на осенней, на заплаканной. А нам Россию проклинать и ей же каяться, И уживаться с повседневными обидами: Ты говоришь, душа болит, но это кажется. Болят ночами наши крылья перебитые. БАБКА МАША Мерцает телевизор из угла, Пред ним сидит, вздыхая, бабка Маша. Творятся в мире славные дела, Спасает трех китов Отчизна наша. Спешит им в помощь мощный ледокол, Железом вострым льдины понукая, А бабка Маша думает: доколь Ей жить в избе, где крыша протекает? А бабка Маша думает: "Поди, Железа-то и надо-то полстолько:" Но вот молчит о крыше бригадир - Он нынче больше все про перестройку. Слеза скатилась по сырой стене. Знать, снова дождик шастает по крыше. Ох, тяжко, коль хозяина-то нет - Муж у нее погиб на той войне, Внук у нее пропал в Афгане, пишут. И смотрит бабка на бедняг-китов. О них весь мир трубит и днем, и ночью. Животные, конечно, но зато На них земля стоит, уж это точно. Во весь экран то голова, то хвост. Мерцает телик, устаревший ноне, А выше зябко ежится Христос На потемневшей от невзгод иконе. С ним говорит старуха обо всем - Другим-то ведь не до ее кручины. :На Марс слетаем. И китов спасем, И чем-нибудь еще всех потрясем, А бабке Маше крышу не починим: МОНОЛОГ УБИТОГО В ЧЕЧНЕ СОЛДАТА Я убит в чужом краю, и остыло сердце, словно залитый водой жаркий уголек: Ну за что я получил пулю от чеченца, и за что чеченец тот тоже в землю лег?.. Тело больше не болит, Так душе больней Все со временем поймем - только будет поздно. Сатана здесь правит бал или дуралей? Ведь на нынешней Руси ма |