Молодежная линия

№19 5 мая 2005

"НА ИВАНАХ ЗЕМЛЯ ДЕРЖИТСЯ"

Третий год я участвую в акции "Ищу героя". Третий год встречаюсь с людьми интересной судьбы. Эта работа - о человеке, с которым я никогда не встречалась. Но я знаю о нем очень много, потому что это - мой прадедушка, дед моей мамы, Карбасов Иван Андреевич. Он умер еще до маминого рождения, но у нас в семье всегда рассказы о нем передаются из поколения в поколение.

Родился он и всю жизнь прожил в д.Козиониха, что стоит на высоком берегу красавицы Ветлуги в Шарьинском районе. Вырастил семерых детей, дождался внуков, работа в колхозе спорилась.

И вдруг - война. Вот так она началась для жителей деревни: 22 июня 1941 года весь народ вышел до рассвета на сенокос, на заливные ветлужские луга. Дед был конюхом, поэтому из дому ушел совсем рано. Работа спорилась, звенели косы, стрекотали конные косилки. А в деревне девчонки- подростки вовсю управлялись по хозяйству: топили печи, выгоняли скотину в стадо, пекли хлеб.

Все шло, как всегда. Никто не обратил внимания на всадника, который во весь опор летел по дороге из Шарьи. Все приняли его за очередного уполномоченного. А он, подскакав к месту сбора, где висел рельс, не слезая с коня стал что есть силы бить железным прутом в рельс.

Час для сбора был неурочный, поэтому люди потянулись с полей, лодки спешно пересекали Ветлугу. Всадник не стал дожидаться, когда подойдут все, привстал на стременах и громко закричал: "Люди! Война! Война с Германией!" А когда подбежали запыхавшиеся косари, стал рассказывать подробности.

Мужики поугрюмели, посерьезнели, женщины заплакали в голос, и почему-то завыли собаки. Так и остался этот вой в душах людей. Всю жизнь потом моя бабушка, слыша тоскливый вой, говорила: "Как перед войной". Бабушке было тогда 14 лет, Ивану Андреевичу - 61 год.

К вечеру привезли первые повестки. Уходили на фронт целыми семьями. Прадеда не взяли по возрасту, зато из большой семьи Карбасовых в первые дни ушли три сына, два зятя и брат прадеда с сыновьями. Дома остались одни женщины и дети. На попечении Ивана Андреевича остались 6 семей.

К осени почти всех мужчин призвали в действующую армию, прадед остался в Козионихе почти один из мужского населения. Он взвалил на себя всю мужскую работу, готовил инвентарь, обучал подростков работать на быках, приучал коров к ярму.

Вся работа в поле легла на плечи женщин и подростков. Девушек отправили рыть окопы, а зимой они валили лес.

К осени пришла разнарядка на лошадей. Забирали самых сильных коней, оставляя старых, слабых и жеребят-первогодков. Лошади - вот что было страстью прадеда. Эту скотину он считал выше всей другой живности, понимал с полувзгляда, умел лечить все болячки, в отсутствии кузнеца мог сам подковать даже самую норовистую лошадь. И лошади его любили. Бабушка рассказывала, как он сам выводил каждого коня, что-то шептал ему на ухо, крестил, целовал во влажный нос и только потом заводил в машину. За ним наблюдали из домов десятки глаз, так как никому Иван Андреевич не разрешил подойти к конюшне. А вечером пришел домой, лег в сенях и всю ночь молча плакал, страшно скрипя зубами. Зная крутость его характера, никто к нему подойти не решился. Утром следующего дня ушел на конюшню еще до света. В колхозе осталось 5 жеребят.

Летом 1943 года пришла разнарядка и на этих выхоленных коней. Эти проводы помнят все старые люди Козионихи. Дед провел под уздцы по всей деревне каждого коня. Они шли за ним послушно, тихо словно ягнята. Спокойно зашли в кузов грузовика, где дед их крепко привязал, стояли смирно до тех пор, пока дед не спрыгнул на землю. Машина тут же рывком тронулась с места, над Ветлугой раздалось могучее и в то же время жалобное ржанье. В ответ заревели ребятишки, которые все долгие два года холили, тащили из дома нелишние хлебные корочки, купали в речной воде выросших жеребят. А дед стоял и смотрел вслед, в руке была зажата шапка, по щекам текли слезы, на скулах играли желваки. На этот раз он стоял на крутом берегу до того момента, пока было видно машину с лошадьми. Больше в колхозе жеребят не было. Лошадей на фронт не забирали. А дома на стене у прадеда висела уздечка, которую надевал на жеребенка всякий раз, ко