Молодежная линия
 | №20 15 мая 2003 |
П.Кофанов. КРАЖА Случай, происшедший в Святки, взбудоражил маленький провинциальный город. О нем говорили у газетных киосков, в подъездах домов, и даже в солидных учреждениях. Как снежный ком, эта история обрастала слухами, подробностями, небылицами. Неизвестный, связав старика-сторожа, проник в отстроенную на пожертвования горожан церквушку на окраине городка и выкрал икону. Ту самую икону, которую завещала церкви после своей смерти старая Прасковья. Старушку знал каждый житель городка. В минуту горя, нужды появлялась тощая старушонка "божий одуванчик". Она утешала, давала совет и делилась последней копейкой, после чего также незаметно уходила. На ее похоронах народу собралось немало. Многие искренне сожалели о ее смерти. Пришли проводить в последний путь саму добродетель. Через весь город пронесли гроб. Впереди гроба пожилые женщины, покрытые черными косынками, несли неказистую на вид, потускневшую икону -- лик святого Сергия. После похорон икону передали в церковь. Она была отреставрирована, не хватало только оклада, который должны были изготовить и привезти со дня на день. А тут эта кража. Спустя несколько дней после пропажи отец Михаил в своей проповеди предал анафеме осквернителя храма. И просил Господа вернуть разум заблудшему и не дать ему попасть в ад. Был на этой проповеди и Васька Клык, случайно забредший после очередной попойки. Он с интересом рассматривал строгие лики святых. С каким-то восторгом втягивал в себя запах ладана и восковых свечей. Задели слова отца Михаила его за живое, обожгли где-то в глубине души и выступили пунцовыми пятнами на лице. Васька стал стыдливо озираться по сторонам. Прихожане и просто те, кто пришел ради любопытства, были погружены в свои мысли, и не было им никакого дела до Васьки. Однако Ваське казалось, что по храму несется недобрый шепоток: "Вор ты. Вор". Он сжался словно под плетью. Стыд за свое прошлое проснулся в нем. Сколько помнил Васька, никогда он не испытывал чувство стыда, даже тогда, когда обобрал свою родную сестру с престарелой матерью. А сейчас перед глазами Васьки пронеслась вся его жизнь. Видел он в ней только пьянки, кражу и зону. Зона -- сколько загубленных лет! Он вздрогнул от своих воспоминаний. Слишком много бахвальства, когда сидишь на нарах и занимаешься обычным трепом. Но после последних слов судьи хочется волком выть. И не раз он, выходя из зала суда, вытирал украдкой слезы. На зоне каждый друг на друга смотрит зверем, чуть что -- в морду, а потом разборки. Хорошо, если "семья" поддержит. Авторитетам, тем полегче: выпивка, чифирь, жратва. Деньги общака все на них идут. Это байки для шестерок, что общак на всех. Васька горько усмехнулся: он-то жил без "семьи", сам по себе, как собака, и никогда к авторитетам не подмазывался, все три ходки ближе к мужикам держался. В свое время корешей подчистую отмазал, "паровозом" пошел, те озолотить обещали, до гроба помнить. Но дальше слов и нескольких бутылок водки дело не двинулось. "Они на свободе жирок нагоняли, а я на нарах язву зарабатывал", -- думал Васька. И ему вдруг захотелось крикнуть тем, кто находился в церкви: "Не вор я! С этого момента больше не вор!" Но он только крепче стиснул зубы и, опустив голову, словно нашкодивший ребенок, вышел, вспоминая слова святого отца: "Собирайте себе сокровища на небе, где ни моль, ни ржа не истребляет и где воры не подкапывают и не крадут"... Вот уже несколько дней сидел в водосточной канаве Васька Клык, изучая привычки хозяина двухэтажного дома. Тот, ничего не подозревая, размеренно прохаживался по двору. В каждом его движении чувствовались уверенность и самодовольство. "Ты смотри, каким стал Хрипатый, -- то ли с торжеством, то ли с досадой, чуть шевеля губами, самому себе высказывал Васька. -- Я, значит, на зону, а он и в ус не дует, живет, как барин к хоромах". Хрипатый собирался выезжать -- это он делал с тщательной пунктуальностью. "Как по нотам, -- взглянув на часы, заметил Васька. -- Итак, на все дела у меня три часа. Управлюсь. Хрипатый осмотрел прочные запоры, спустил с привязи ростом с теленк |