Молодежная линия

№ 19 03 мая 2001 г.

Владимир Корнилов: АЛЛОЧКА

1

С Аллочкой судьба моя соприкос-

нулась в горах Южного Урала, на берегах великолепного лесного озера, где прошла когда-то довоенная моя юность.

А было так.

После окончания института и публикации в одном из столичных издательств первой моей повести, приехал я погостить к родителям на Урал. И отправились мы с давним моим приятелем на знакомое озеро порыбачить, отдохнуть, повспоминать. Но так уж случилось, что в домике, рядом с кордоном лесника, где остановились мы, оказались девчата из Саратовского университета, проходившие в знаменитом заповеднике полевую практику, и надежды на вольное мужское одиночество сами собой рухнули. Трое девчат и полная медлительная дама, зорко надзиравшая их, вовлекли нас в свой женский мирок, и стали мы участниками всех их забот. Выловленных щук, окуней приносили к домику, девчонки, радостно ахая и охая, потрошили их, варили на разведенном нами костерке общую уху. Потом пили чай, и начинались разговоры обо всем и вроде бы ни о чем - нас и девчат увлекала обоюдная потребность в общении.

О каких-то симпатиях, ухаживаниях не думалось, да и девчата не проявляли стремления к более близким отношениям, просто быть вместе было интереснее.

Света, худенькая блондиночка с восторженно-детским выражением лица, привезла с собой гитару. По вечерам наигрывала и охотно пела. Тонкий, напряженный старанием, ее голос чисто звучал над сумеречным озером. Мы замолкали слушая.

Другая девушка - Тамара, со скуластым лицом и узким калмыцким разрезом глаз под дугами черных бровей, в разговор вступала редко. Распустив косу, накрыв плечи волной черных волос, она вытягивалась на траве, подсунув руки под подбородок, слушала, изредка произносила глуховатым голосом ироничную фразу, снова замолкала надолго - мысли ее были далеко, где-то в саратовских степях, и присутствие двух молодых мужчин ее не волновало.

Деятельная Аллочка выделялась среди подруг не только подчеркнутой независимостью, но и категоричностью суждений. Казалось, она уже продумала предстоящую ей жизнь, все решила и теперь ждала, когда желаемое станет действительностью.

Как-то в вечернем разговоре о будущем Аллочка высказалась так:

- У меня будет муж - летчик, большая квартира и много детей. Буду заниматься детьми и встречать мужа из полетов!..

Сказано это было с такой убежденностью, что никто не усомнился в возможности избранного ею будущего. С какой-то даже уважительностью я подумал, что не часто встретишь такое вот юное существо, которое уже знает, как будет жить.

Аллочка привлекала уютной домашностью, мягкими очертаниями лица и плеч, у нее были спокойные полные губы, очень живые внимательные темно-карие глаза. Даже в условиях полевого быта она до блеска отчищала кастрюли и посуду, охотно готовила на всех еду и при этом всегда выглядела чистенькой, аккуратной в одежде, даже успевала мыть в озерной воде темные, под стать глазам, волосы и красиво укладывать.

Мне тогда было под тридцать, Аллочке девятнадцать. В ее годы я уже познал трагическую близость смерти, прошел через обнаженный быт фронтовой жизни. Из войны вышел не без нравственных и физических потерь: ходил в общем-то бодро, но не на своих ногах. И хотя бессменная моя жизнь затянулась по причинам, неясным для меня самого, я не мог и подумать об Аллочке, как о возможной своей невесте. Да и Аллочка не выделяла меня - я не был летчиком и вообще, как мне казалось, далек был от ее идеала.

К тому же полная дама, надзиравшая весь образ жизни девчат-студенточек, оказалась не только преподавателем их вуза, но и мамашей Аллочки. Как выяснилось, Аллочка была единственной дочкой, воспитывала она ее без отца, и теперь все ее заботы сосредотачивались на том, чтобы оградить Аллочку от преждевременных увлечений.

Наверное, в таком невинном общении и прошли бы наши дни на берегу озера под медлительный шум сосен, - мы бы ловили рыбу, девчонки все так же ходили бы на полевую практику, закладывали площадки, высчитывали на них видовое количество трав и цветов, - если бы однажды в общем разговоре у вечернего костра Аллочка не поинтересовалась писательским гонораром.

Я простодушно назвал довольно значительную,