Молодежная линия
| №16 11 апреля 2002 |
Валерий Пушкин * * * В небе красном и в небе черном, днем и ночью, как бдительный враг, в душу глядя мне оком упорным, хладнокровный висит кулак. И от самого малого роста чую я, как он зорко следит и, дыша перегаром погоста, все под дых садануть норовит. Да, имел я и в нос, и в зубы, ниже пояса, -- он мастак беспардонного бокса без судей. Но, сжимая свой дух и кулак, Я упрям. И, когда в нокдаун он швыряет меня, под визг пышных звезд, -- я, откланявшись "дамам", вновь встаю и дерусь за жизнь! И, быть может, поэтому любо мне живое -- возня муравья, шепелявой лягушки губы -- все, что бьется за жизнь, как я. * * Не пытай ты меня о любви. Только в ласке живет сокровенное. Не оратор я чувств, не жуир, льстящий девочке сладко и деланно. Но когда ты сорвала свидание И светились в окне твоем шторы, Я был занят петлей, столь желанною, как теперь твои чистые взоры! * * * Чем славен сей двуликий мир? Наверно, тем, что есть порядок: что если он сегодня мил, то завтра станет столь же гадок; что, разуверясь и устав, в какой-то день, в какой-то смутный, проснешься завтра -- чье-то "ах", и жизнь опять в твоих перстах, и вновь пружинисты минуты! Осенний бар Осень -- коньяк "Сон поэта". Троица лип -- фужерами. Фонарь -- лимонного света. Скатерью -- дым эфемерный. Труба избы -- сигарета. Здесь эстетический бар! Кто бармен? -- Дворник-грабарь! Повесть Был он любим или нет, ему все равно теперь. Но каждый вечер -- как бред: он открывает дверь и говорит: "Входи! Зонт отряхай сама". И, светлый, идет впереди, а за ним клубами -- зима. * * * В небе лоб лысый светится ясно. В нем ума никогда не велось. Но гляжу на него -- и прекрасно. И ему говорю, в мир звезд: "Ты свети, моя лысая радость. Про тебя тыщи лет молва. Вмиг ты серость приводишь в нарядность. Гениальна твоя голова". * * * Есть настороженность души, когда, хрупка и легковерна, она в годах отраву лжи пила -- и плакала за дверью. Разочарована, печальна, она повсюду мнит обман и замыкается опально: ей мир не друг и не желан. Когда же встретится ей пери -- простая, чистая душа, -- она и ей уже не верит, себя сомненьями круша. * * * Провинциальному поэту Мечта твоя -- орех души овражной -- еще висит. Но что ж? Печали нет на свете несуразней, чем эта дрожь уставшей веточки по осени пустынной, хранящей плод; но для кого? Удачи дух невинный слепцом пройдет и, не заметив, больше не вернется. И плод души устанет на ветру метаться и сорвется во мрак глуши. * * * Старушка с клюшечкой и в беленькой панаме сидела в парке с вниз упавшими глазами, от мира отрешась. Прошло двенадцать лет с тех пор. Ее на свете больше нет. * * * Ты помнишь? Нет? Была метель. Накинув плед, под канитель метели в роще ты сожалела, что где-то Сочи и Крым в апреле. Теперь сидишь -- Мисхор, коктейль... Но где-то -- слышь? -- шуршит метель, дым снежный льется, скрипит изба... О, где ж найдется милей волшба! А сей мне "храм" -- как дятлу торт. Скорей, мадам, в аэропорт! * * * В безвыходности лет, в жестокости страданья, когда день -- ночь и каторгой -- житье, как тяжело хранить достоинство свое, надев презрительную маску процветанья! На озере Лодка с веслами, привет! Не видал я много лет, чтоб по озеру, как сом, поводя веслом-усом, булькал с жучкой древний дед. В век дюраля и моторов он, как виршами -- поэт, -- поражатель светлый взоров. Лодка с веслами, привет! Объявление Ищу в пределах земного шара, чтоб преданным ему стать, человека банально-редчайшего дара -- умеющего Понимать! Пожелание Что потеряно -- забудь, что вкусил -- приемли, продолжай спокойно путь, высь любя и землю. В мир гляди поверх страстей. Там, где страсти, -- мутно. Ни о чем не сожалей, знай, что все минутно. * * * В доме -- одиночество, в людях -- утомление, в лес пойду -- так хочется дружества, волнения. С другом -- тянет к женщине, с женщиной -- как с грузом я. Сердце мое бедное, где же твой приют? Пожелание Милый мой, |