Молодежная линия

№17 18 апреля 2002

НОВАЯ РУССКАЯ, БАЛЕРИНА

Анастасия Волочкова -- личность в нашем балете неоднозначная.

После того как в 17 лет Волочкова получила партию в балете

"Лебединое озеро" в Мариинском театре, на актрису в одлночасье

обрушилась лавина сплетен, интриг и зависти. Одни знаменитые

хореографы (Григорович, Эйфман) ставят для нее свои балеты,

другие, не менее знаменитые, выдворяют ее из театра. Одни

называют ее "Курниковой в балете", другие добавляют к фамилии

букву "с", а третьи, по слухам, возвращают посланные ею цветы

обратно.

Рассказывают, что молодая балерина привела в бешенство примадонн

Большого театра, устроив после своего премьерного выступления

шикарный банкет. Больше всего злили приглашенных огромные жареные

поросята. А в Лондоне, в королевском Ковент-Кардене, Анастасию,

опять же по разговорам, возненавидели ведущие танцовщицы, чьи

партии были отданы 25-летней россиянке. Так что, собираясь на

встречу с балериной, мы представляли себе этакую стервозную

красотку, шагающую по трупам к своей цели. А встретила нас

деловая, со вкусом одетая, уверенная в себе и своих словах

женщина.

-- Желания плюнуть на все и уйти из балета не появилось?

-- Я даже больше скажу. Иногда во время спектакля приходят мысли:

"А зачем мне все это?" Пока танцуешь, испытываешь такое бешеное

волнение, что за ним не чувствуешь радости от танца. И только в

конце выступления я понимаю, что потраченные на сцене эмоции

оправданны. Но только в том случае, если удалось затронуть сердца.

Ведь балет -- искусство, которое нельзя потрогать, его можно

только почувствовать.

-- Судьбы великих балерин -- Анны Павловой, Галины Улановой

-- показывают: человек, посвятивший себя балету, вынужден

отказываться от удовольствий земной жизни.

-- Может, это и было бы правильно -- жить в балетных шорах.

Но я хочу по-другому построить свою жизнь. Хочу иметь все -- и

быть балериной, и иметь семью, и ходить в театры, кино.

Без души

-- Балет сегодня напоминает спорт, когда зрители аплодируют не

драматичности танца, а удачному трюку.

-- Все, к сожалению, к тому идет. Раньше актеры играли, танцевали

своими сердцами, душами. Это то, что еще сохранилось в русском

балете -- в Москве, Санкт-Петербурге. А на Западе балет еще более

бездуховный. Но за границей я набралась техники, которой мне не

хватало.

-- На сайте Большого театра есть разные отзывы о вашей работе,

порой злобные: прочь со сцены, иди на подиум. Вы их читаете?

-- Раньше читала, сейчас мне жалко тратить на это время. В

сознании людей давно сложился стереотип, что балерина всегда

сухая, страшная, задебиленная, не имеющая возможности устроить

свою личную жизнь, развиваться духовно. И мне, наверное, не могут

простить мою красоту. Хотя я не считаю себя красивой женщиной

-- я стремлюсь к тому внутреннему обаянию, которое делает людей

живыми.

И потом, сколько балетной жизни нам отведено? 15-20 лет. А потом

что? Женщина должна умереть?

Возвращение

У меня было два пути -- или погибнуть, чего хотелось многим, или

доказать, что я состоялась как балерина. Я работала -- и на Западе,

и в России, работала на тех площадках, где мне позволяли. Меня

обвиняют в том, что я завешиваю города своими афишами. Но,

во-первых, я могу собрать зал и без рекламы. А во-вторых,

считаю, что так может поступить каждый из артистов. Только,

прежде чем вывесить афиши, нужно

подготовить программу, выдержать ее физически -- девять-десять

номеров, иногда -- маленькие балеты. Такому жесткому отношению

к работе меня научили годы жизни в Лондоне, куда я уезжала -- как

мне казалось -- навсегда.

-- Но вы вернулись -- в Россиию и в Большой театр. Вернулись с

чувством победительницы, отомстившей за свои унижения?

-- Да что вы! Я об этом и не думала. Любые обвинения рождают

желание делать что-то новое. Еще работая в Большом, я приносила

на репетиции резиновый коврик, чтобы не заниматься на грязном

полу, брала мячики, чтобы делать массаж. Меня за это высмеивали.

Презирали за яркие спортивные курточки и кроссовки, которые я

надевала вместо халатов и старых тапочек. А теперь театр

меняется, даже од